Ты умеешь хранить секреты? - Страница 82

Родители снова переглядываются и отводят глаза.

— Керри шлет тебе привет, дорогая! — бодро сообщает мамуля и громко откашливается. — Знаешь, она, по-моему, хотела поехать в Гонконг. Погостить у отца. Они не виделись уже лет пять. Может, им самое время… немного побыть вместе.

— Верно, — киваю я. — Хорошая мысль.

Невероятно! Просто невероятно! Все переменилось. Как будто чья-то невидимая рука подбросила в воздух нашу семью, перемешала и стерла прошлое. Ничто уже не будет как раньше.

— Эмма, мы чувствуем, — начинает отец и замолкает. — Мы чувствуем, что, возможно, не всегда замечали… — Он осекается и энергично трет кончик носа.

— Капуччино, — объявляет официант, ставя передо мной чашку. — Фильтрованный кофе… капуччино… пирожное с кофейным кремом… лимонное пирожное… шоколадное…

— Спасибо, — перебивает мамуля. — Большое спасибо. Теперь мы сами управимся.

Официант снова исчезает, и она оборачивается ко мне:

— Эмма, мы хотим сказать, что… что очень гордимся тобой.

О Боже. О Боже, я сейчас заплачу!

— Правда? — выдавливаю я.

— Да, — подхватывает па. — То есть мы оба, твоя мать и я, мы всегда… и всегда будем… мы оба…

Он останавливается, тяжело дыша. Я боюсь слово вымолвить.

— Я пытаюсь сказать, Эмма, поскольку мы уверены, что ты… и уверен, что мы… все… и что… — Он нервно промокает потное лицо салфеткой. — Дело в том, что… что…

— О, Брайан, да просто скажи своей дочери, что ты ее любишь. Хоть раз в своей чертовой жизни! — кричит мамуля.

— Я… я люблю тебя, Эмма, — сдавленно произносит отец. — О Иисусе. — И что-то смахивает с ресниц.

— Вот видишь! — всхлипывает мама, тыча платком в глаза. — Я знала, что приезд сюда не был ошибкой!

Она хватает меня за руку, я вцепляюсь в руку отца. И мы трое неловко обнимаемся.

— Знаете, все мы священные звенья в вечном круге жизни, — шепчу я во внезапном приливе чувств.

— Что? — Родители ошарашенно смотрят на меня.

— Э-э… не важно. Не обращайте внимания.

Я высвобождаю руку, делаю глоток капуччино, поднимаю глаза.

И сердце едва не останавливается.

На ступеньках кафе стоит Джек.

22

Я, замерев, смотрю на него сквозь стеклянные двери. Он вытягивает руку, толкает дверь и в следующий миг оказывается в зале.

Пока он идет к нашему столу, я будто переживаю последние дни заново. Это человек, которого, как казалось, я любила. Человек, который беззастенчиво воспользовался моей доверчивостью. Теперь, когда я кое-как справилась с потрясением, я вновь ощущаю прежние боль и унижение.

Только я не поддамся. Буду сильной и гордой.

— Не обращайте на него внимания, — приказываю я.

— На кого? — удивляется отец, поворачиваясь. — О!

— Эмма, мне нужно поговорить с тобой, — взволнованно просит Джек.

— А мне не нужно.

— Простите, что помешал, — обращается он к родителям. — Эмма, всего минуту. Пожалуйста.

— Я никуда не иду, — отрезаю я, дрожа от возмущения. — Могу я спокойно выпить кофе с родителями?

— Пожалуйста, — повторяет он, садясь за соседний столик. — Я хочу объяснить. Извиниться.

— Что ты можешь сообщить мне такого, чего я уже не знаю? — Я свирепо смотрю на маму с папой. — Сделайте вид, что его здесь нет. Так о чем мы говорили?

В ответ — молчание. Родители переглядываются, и я вижу, как мама что-то пытается беззвучно прошептать, но, заметив, что я за ней слежу, поспешно берется за чашку.

— Ну… неужели нам не о чем поговорить? — спрашиваю я в отчаянии. — Итак, ма?

— Да? — оживляется она.

В голове ни единой мысли. Не могу ничего сообразить. Джек! Джек сидит всего в двух шагах от меня!

— Ну, как гольф? — вымучиваю я наконец вопрос.

— Э… прекрасно, спасибо.

Мамуля стреляет глазами в сторону Джека.

— Не смотри на него! — тихо приказываю я. — И… и, па! Как твой гольф?

— Тоже н-неплохо, — заикается он.

— О чем вы только думаете? — упрекаю я, вертясь в обе стороны.

Тишина.

— Дорогая! — внезапно вскидывается мамуля, театрально всплескивая руками. — Только взгляни на часы! Мы опаздываем… на… на… выставку скульптур.

— Да неужели?

— Рады были повидаться, Эмма.

— Вы не можете так уйти! — кричу я в панике.

Но отец уже открыл бумажник и кладет на стол двадцатифунтовую банкноту. Мама встает и надевает белый жакет.

— Послушай его, — шепчет она, наклоняясь ко мне для поцелуя.

— Пока, Эмма, — кивает папа, смущенно стискивая мне руку. И не успеваю я глазом моргнуть, как они исчезают.

Как они могли так поступить со мной?

— Видишь ли… — начинает Джек, едва дверь захлопывается.

Я решительно поворачиваю стул спинкой к нему.

— Эмма, я прошу…

Я, еще более решительно, поворачиваю стул до тех пор, пока не упираюсь взглядом в стену. Может, теперь до него дойдет.

Беда только в том, что я не могу дотянуться до своего капуччино.

— Возьми.

Оглядываюсь и вижу, что Джек уже сидит рядом и протягивает мне чашку.

— Оставь меня в покое! — говорю я сердито и пытаюсь вскочить. — Нам не о чем говорить. Не о чем.

Хватаю сумку, устремляюсь к двери, пылетаю на улицу и тут чувствую, как на плечо ложится рука.

— Мы могли бы по крайней мере обсудить, что случилось?

— Что тут обсуждать! — поворачиваюсь я. — Как ты меня использовал? Как предал?

— Ладно, Эмма, признаю, я поставил тебя в неловкое положение. Но… разве это такая уж трагедия?

— Трагедия? — восклицаю я, едва не сбивая с ног пожилую леди, волокущую тележку на колесиках. — Ты вошел в мою жизнь. Превратил ее в удивительный роман. Заставил меня влю… — Я замолкаю, тяжело дыша, потом продолжаю: — Ты сказал, что заворожен. Что захвачен моей жизнью. Заставил меня… думать о тебе, и я… я верила каждому твоему слову… — Мой голос начинает предательски дрожать. — Я верила всему, Джек. Откуда мне было знать твои скрытые мотивы? Ты воспользовался мной для своих дурацких исследований. Все это время ты… ты просто спекулировал на моих чувствах!