— И не бисексуалка. Или «мульти…» как там ее.
— Эмма, пожалуйста! — просит Лиззи, схватив меня за руку. — Не нужно стыдиться своей сексуальности. Даю слово, я всегда буду рядом и поддержу тебя в любом случае, какой бы выбор ты ни сделала.
— Лиззи, я не бисексуалка! — кричу я. — И не нуждаюсь в поддержке. Подумаешь, какой-то сон! Ясно тебе? Сон! Не фантазия. Не мечта. Не видение. Что-то вроде идиотского кошмара, который от меня не зависел, но это не означает, что я лесбиянка, не означает, что я влюблена в тебя, и вообще ничего не означает.
— О… — Снова молчание, Лиззи явно растерялась. — Ну… тогда… Я думала… это было… словом, ты понимаешь. — Она снова откашливается. — Что ты хотела…
— Нет. Я видела сон. Один-единственный идиотский сон.
— Ладно.
Далее — длинная пауза, во время которой Лиззи пристально изучает свои ногти, а я — пряжку на часах.
— Так мы действительно… — начинает Лиззи.
О Боже.
— Что-то вроде, — признаюсь я.
— И… и как я тебе показалась?
У меня отваливается челюсть.
— Ты о чем?
— Ну… во сне. — Она смотрит прямо на меня. На щеках полыхают красные пятна. — Я на что-то годилась?
— Лиззи… — начинаю я, мучительно морщась.
— Я была настоящим дерьмом, верно? Настоящим дерьмом! Так я и знала!
— Нет, конечно, нет! — уверяю я. — Ты была… ты была просто…
Поверить невозможно, что я вполне серьезно рассуждаю о сексуальных доблестях своей лучшей подруги в лесбийском сне.
— Послушай, нельзя ли оставить эту тему? Мне и без того сегодня досталось.
— О Боже, конечно! — покаянно кивает Лиззи. — Прости, Эмма. Должно быть, ты чувствуешь себя…
— …целиком и полностью втоптанной в грязь, униженной и преданной, — заканчиваю я, пытаясь улыбнуться. — Да, ты, можно сказать, попала в самую точку.
— Значит, кто-то из офиса видел передачу? — сочувственно спрашивает Лиззи.
— Кто-то? — Я круто разворачиваюсь. — Лиззи, ты что, не помнишь? Я ведь не зря просила тебя записать интервью на видео! Спроси лучше, кто его не видел? И все поняли, кого Джек имел в виду! И все смеялись надо мной. А мне хотелось только свернуться клубочком и умереть…
— Кошмар, — ужасается Лиззи. — Неужели?
— Это было ужасно! — Я закрываю глаза в новом приступе горчайшей обиды. — Мне еще никогда не было так стыдно. Словно меня выставили… голой перед всем светом. И теперь весь свет знает, что я нахожу стринги неудобными, что я не занимаюсь кикбоксингом, что никогда не читала Диккенса. — Голос дрожит все сильнее, и тут я, неожиданно для себя, громко всхлипываю. — О Боже, Лиззи! Ты была права. Я чувствую себя такой… словом, полной дурой. Он вправду использовал меня, с самого начала. И никогда мной не интересовался. Я… я была для него просто средством исследования рынка.
— Но ты не можешь этого знать! — с досадой восклицает она.
— Знаю! Конечно, знаю. Поэтому его и захватила моя жизнь. Поэтому он и ловил каждое мое слово. Не потому, что любил меня. Просто сообразил, что его покупатель, на которого он хочет ориентироваться, здесь, прямо под носом. Та самая обычная, ничем не примечательная девушка с улицы рядом. При других обстоятельствах он и не посмотрел бы на нее! — Я прерывисто всхлипываю. — Ведь как он описал меня в интервью! Как заурядную серость!
— Вранье! — свирепо шипит Лиззи. — Ты не серость!
— Именно серость. Обыкновенное ничтожество. И я оказалась так глупа, что ему поверила. Искренне поверила, что Джек меня любит. Ну… не совсем любит. — Я чувствую, что краснею. — Ну… понимаешь, испытывает ко мне то же, что я — к нему.
— Понимаю, — кивает Лиззи с таким видом, словно вот-вот заплачет сама. — Ты… в самом деле… его…
Она бросается ко мне и крепко обнимает.
И неожиданно неуклюже отстраняется.
— Надеюсь, я не смущаю тебя? То есть… не завожу или что-то…
— Лиззи, в последний раз — я не лесбиянка! — раздраженно втолковываю ей.
— Ладно, — поспешно соглашается она. — Хорошо. Прости. — Она снова стискивает меня и встает. — Пойдем. Тебе нужно выпить.
Мы выходим на крохотный, заросший плющом балкон, который хозяин при сдаче квартиры описывал как «просторную террасу на крыше», садимся на солнышке и пьем шнапс, купленный Лиззи в прошлом году в магазине дьюти-фри в Германии. При каждом глотке во рту невыносимо горит, но через несколько секунд по телу разливается приятное тепло.
— Мне следовало знать, — повторяю я, глядя в стакан. — Следовало знать, что мультимиллионеры не обращают внимания на таких, как я.
— Невозможно поверить, — в тысячный раз вздыхает Лиззи. — Невозможно поверить, что все это было подстроено. А начиналось так романтично! Он даже не поехал в Америку… и автобус… и розовый коктейль…
— В этом все и дело. — Слезы снова подступают к глазам, и я яростно их смаргиваю. — Это и есть самое отвратительное! Он точно знал, что понравится мне. В самолете я призналась, что мне надоел Коннор. Он понял, что в моей жизни не хватает волнений, интриг и большого романа. Вот и скормил мне все, что, по его мнению, я проглочу. А я верила… потому что хотела верить.
— Ты вправду считаешь, что все было задумано заранее? — спрашивает Лиззи, кусая губы.
— Еще бы, — отвечаю я со слезами. — Он специально преследовал меня, наблюдал, смотрел, что я делаю, хотел влезть в мою жизнь. Вспомни, как он заявился в спальню и всюду совал свой нос! Расспрашивал про каждую мелочь! Наверняка потом все записывал. Или держал в кармане включенный диктофон. А я… я сама же его и пригласила! — Делаю огромный глоток шнапса, и меня передергивает. — Никогда больше не смогу доверять мужчине. Никогда.